I
…ребята спускались вниз по лестнице со сцены.
Громадный стадион скандировал
«Wir wollen Tokio Hotel!
Wir wollen Tokio Hotel!
Wir wollen Tokio Hotel!»
По трибунам прокатывались волны рук, вспыхивали галактики огней от зажигалок и сотовых. Дикий ор слаженных речёвок:
«Билл!!! Том!!! Георг!!! Густав!!!
Билл!!! Том!!! Георг!!! Густав!!!»
Публика неистовствовала после третьего выхода на бис, а Билл чувствовал, что его футболка мокрая вовсе не от пота. «Видимо где-то разошлись швы. Хорошо, что футболка чёрная», - подумал он. Но организм, буквально отравленный адреналином, отказывался воспринимать боль, и они отыграли концерт так, словно это был последний в их жизни.
(Что было в общем-то недалеко от истины. Точнее, они знали, что этот концерт МОГ быть последним.)
Они выложились по полной. Том извлекал аккорды с каким-то невиданным эффектным блеском. Георг не сбился ни разу, играя словно совершенная машина. Густав выдал такое соло, что весь стадион орал минут десять «Густи! Густи!» Да и виданное ли дело, когда из обычной установки Густав вдруг каким-то необъяснимым образом выбил явственно слышный КРИК Билла «Schrei!!!», повторяя в точности ритмику песни. Играли жёстче обычного. Билл то срывался на крик, то доводил исповедальными интонациями публику до исступления. Он вдруг почувствовал, краем сознания уловил, что обрёл какую-то пока ещё ему самому непонятную власть над толпами фанатов. В этот вечер он лишь взмахом руки останавливал их ор, чтобы в ПОЛНОЙ тишине пропеть нужную строку, а другим взмахом взрывал стадион в таком рёве, что закладывало уши…
Они спускались по лестнице, и Билл, волнуясь за брата, внимательно следил за ним. И не зря. Том вдруг оступился и стал падать. Билл успел его подхватить на руки – Том был без сознания. Ребята помогли спуститься вниз. Билл схватил его руку. Пульс едва-едва. И у самого - невыразимая усталость. Веки - тяжёлые, и уже не открыть глаза… Всё пропало… Вниз… Я и Том – за руки – далеко вниз… Вместе… в бездну…

Придворный врач, умеющий молчать за ТАКИЕ деньги, их осмотрел. Успокоил Йоста и Саки. «Шок. Большая кровопотеря. Чудо, что они вообще смогли подняться на сцену. Но ничего особо страшного. Нужен покой. Усиленное питание. Кроветворные препараты…»

***
Журналисты были крайне раздосадованы, что намеченная пресс-конференция перенесена. Попытались проникнуть в коридор гримёрной, но получили решительный отпор Саки и охраны безо всяких объяснений. Сломанные рёбра и разбитые камеры. Вот это перформанс!!!
Сразу пошли слухи, что парни из Tokio Hotel не только геи, но и наркоманы, и зажигали в состоянии сильнейшего наркотического опьянения. Ну вот же фото и видео с концерта!!! И в этом была доля правды. Но истинной причиной искажённых в диком экстазе лиц, в прокушенных до крови губах, в диком блеске глаз Густава, от которого даже рабочим сцены было не по себе, (а от каменного, ледяного, отсутствующего взгляда Георга шарахнулись даже охранники), - в этом был повинен не искусственный, а естественный наркотик – адреналин. Если бы измерили его уровень в их крови! Смертельная доза превышена многократно.
…Билл очнулся рано утром. Рядом на стуле дремал Саки. Билл открыл глаза. Он крепко держал в своей руке руку брата. Саки один из немногих, кто полностью посвящён в их тайную жизнь. На диванчике спали Георг и Густав. Георг спал сидя, а Густав - свернувшись калачиком, положив голову ему на колени. Абсолютная тишина. Только-только рассвело. Пять утра.
Длинные шрамы на груди и животе болели. Ему, видимо, снова зашивали разошедшиеся швы. Он тихонько-тихонько встал, стараясь не закричать от боли. Том лежал мертвенно бледный и такой красивый. Если бы не слабое дыхание, то можно было бы подумать страшное. То, что Том мёртв. От этой мысли у Билла перехватило дыхание так, словно его кто-то душил. Любовь к брату у него никогда не притуплялась, а всегда оборачивалась всё новыми и новыми гранями. С каждым прожитым днём их маленькой, но такой насыщенной жизни. И когда Билл пел перед десятками тысяч фанатов о любви, ему никогда не приходилось врать. Он просто… немного не договаривал. Он пел о своей любви … к брату. К своему братишке, который был для него равен всей ВСЕЛЕННОЙ. Так же, как и он для него.
А сейчас Том лежал не шевелясь, мертвенно белый как покойник, плотно укрытый термическим одеялом, и Билла просто начинало трясти о того, что он знал, ЧТО скрывает это одеяло и бинты. Исполосованные рваными ранами грудь и живот. У него-то всё гораздо аккуратнее. Просто четыре длинных глубоких пореза, которые удалось аккуратно зашить. Шрамы никуда не пропадут, но всё-таки они не такие страшные, как у Тома…
Голова кружилась, но он всё же на цыпочках прокрался в ванную. «Да-а-а-а! Ну и видок! Суперзвезда, блин. Вот уж точно, Мгновенная Карма тебя настигнет! Чуть не настигла…» Билл пустил воду тонюсенькой струйкой и умылся.
Он вышел в комнату и ещё раз умилился: Георг и Густав спали так сладко, как спят младенцы. Но у Георга под глазами были тёмно-чёрные тени, а у Густава запёкшиеся в крови прокушенные губы. У Билла сжалось сердце. Что будет дальше? Вчера чуть не убили его и Тома. Уже усилили без лишнего шума охрану домов родителей. «Нам хотят заткнуть глотки. Даже таким способом». Но они не могут перестать выступать. Это – вся их короткая жизнь. Они не мыслят другой. Это – ИХ КРЕСТ. Сейчас Билл уже был уверен, знай они точно, что их убьют из снайперской винтовки на концерте, они всё равно его не отменят. Так же, как и всегда на полчаса они закроются в гримёрной и будут сильно волноваться перед выходом. Потом попрощаются друг с другом и выйдут навстречу последней славе…
Ещё в школе Билл и Том перестали бояться смерти. Гораздо страшнее для них было смириться с унижениями. После того памятного родительского собрания, когда их маму родители одноклассников требовали «избавить от вредного соседства с их детьми», они пытались покончить с собой. Есть, всё-таки, предел, за которым человек уже не в состоянии жить, а жаждет смерти. Они тогда сглупили: ушли не слишком далеко в лес, и не запили гору таблеток достаточным количеством воды. Отчим смог их быстро найти, а таблетки в желудках не успели полностью раствориться… Тогда всё обошлось. И, очнувшись, они дали друг другу клятву что никто никогда не узнает об этом случае, чтобы никто не злорадничал, что смог почти затравить близнецов Каулитц… а потом в их жизни появились Георг и Густав. Они их и спасли от второй попытки убежать в смерть…
…А вчера Билл отчаянно боролся за свою жизнь. Один на один. Без охранников. И, удивительно, но смог остаться в живых. «Этот урод просто не ожидал, что такой schwul станет сопротивляться… Повезло…»
Билл до сих пор не мог понять, КАК он сумел не только почти увернуться от верного удара бритоголового подонка, но и выбить нож? И КАК этот нож оказался уже в его руке? Он помнил, как с невесть откуда появившейся силой, наносил удары в живот этому скинхэду, ощущая сладкий яд ярости причинения смерти… Что с этим парнем? Убил ли он его? Или только сильно ранил? Странно, но Билл совсем не хотел, чтобы этот озлобленный молодой наци умер… Даже сейчас… Пусть у него будет шанс… а может и два… стать человеком…
В коридоре отеля вдруг послышался какой-то очень тихий, но отчётливый шорох. И снова тишина. Билл мгновенно напрягся и весь обратился в слух. Где охрана? Там же снаружи как минимум двое! Но больше ничего. Он тихо-тихо прокрался к двери. И увидел, что в тоненькую щель просунут конверт. Билл прижался к стене, а вдруг конверт лишь для того, чтобы выяснить, где он стоит за дверью? и вытянул его. Ничего не произошло. Было тихо-тихо. Только Саки посапывал. И сильно стучало сердце. Болели шрамы. Билл простоял так у двери, наверное, минут пять, сжимая конверт в руке. И тут он услышал едва-едва слышное дыхание, но не за дверью, а … в комнате. Это был кто-то ДРУГОЙ.
Билл тихонько прокрался назад в маленькую комнату номера. Здесь вообще негде спрятаться. И здесь никого и не было. «Мне уже мерещится».
Билл вздохнул. «Так и неврастеником станешь». Чтобы никого не разбудить, он ушёл в ванную и уже там открыл чистый конверт. Там был простой лист бумаги … со стихами.
...Нет смерти! не верится! Странно! Так, есть же! Вот - смывает лоск жизни рваными ранами! Но нет смерти! Сон разума освещает овраги памяти, где миф бессмертия - всего лишь факт... Нет смерти! и если горд на плахе - ножи крошатся!!
Внизу - примечание: «Надеюсь, что понравилось. Дарю. Правь как хочешь. Берегите себя. Если тебе понравилось, напиши – и дальше адрес электронной почты. P.S. Извини, если испугал и докучаю. Никому ни гу-гу. Строго между нами».
Билл ещё раз прочитал стихотворение. И вдруг на него нахлынул такой прилив вдохновения, когда рокеры говорят «попёрло». Он вдруг про себя … запел! Мелодия откуда-то с небес лилась, связывая строки в тугой узел, играя со словами, выделяя каждое своей интонацией. Билл, схватил карандаш и стал лихорадочно править. Он изменил половину строк, сделал не один, а целых два рефрена. И снова, и снова пропел про себя. Всё - песня родилась. На листе бумаге уже жило творение, которое, как потом окажется, будет жить до САМОГО КОНЦА. Билл снова пропел песню про себя, он слышал и бас Георга, и звон аккордов Тома, и рокот ударных Густава. У него было такое ощущение, что эту песню он пел всю свою жизнь много сотен раз. Это ЕГО ПЕСНЯ.
Билл вошёл в комнату. Он снова почувствовал, что смертельно устал, аккуратно прилёг на кровать, чтобы, не дай Бог, не задеть Тома, и просто провалился в чёрную бездну сна, крепко сжимая лист с каракулями в кулаке…

***
…Только после осмотра врача и позднего завтрака Билл рассказал ребятам о песне. Он не сказал о письме, вспомнив просьбу автора. Просто сказал, что нахлынуло. И спел. Минуту все молчали. Билл посмотрел на всех. Неужели не понравилось? Том, вдруг порывисто подошёл к брату, встал перед ним на колени, не обращая внимания на шрамы, швы и бинты под своей футболкой, обхватил брата руками за талию, прижался щекой. «Билл!! Ты, ты, ты, ты … гений!» Георг и Густав как один вскочили, и Билл оказался в крепких объятьях друзей. «Черти! Вы мне швы порвёте!» - кричал он на них в переполняющей радости…
… Репетировали втихаря в номере. Тут же. Билл пел вполголоса, Георг и Том подбирали нужные аккорды, Густав стучал в электронные барабаны. С каждым прогоном песня играла всё новыми и новыми гранями…
…Вечером песню прослушал Йост. Он был совсем не расположен к творчеству. Его гораздо больше занимали вчерашние события. Он и Саки наводили осторожные справки. Наняли очень опытного частного детектива, который умел держать язык за зубами. Но всё тщетно. Следы объективно вели к группировкам антифанатов из неонацистов, но дальше всё терялось, а копать глубже означало предать инцидент огласке, а именно этого Йост не хотел больше всего.
…Поэтому песню Йост воспринял прохладно. Она отличалась от всего, что было ранее. Она была более … взрослая, что-ли… Более жёсткая. Тяжёлая. Но он смог заметить, что настроение ребят сильно изменилось.
Билл выдвинул фактический ультиматум при молчаливом одобрении остальных. «Дэвид, мы хотим эту песню записать сами. Полностью сами. Мы хотим попробовать. Разве мы не заслужили право на эксперимент?». В свете прошедших событий Йост согласился. Будь, что будет. «Только, сначала на концерте обкатайте»…
…Через три дня новый город и новый концерт. Жили теперь не в гостинице, а на охраняемом терминале в тур-автобусе. По городу передвигались исключительно в бронированных хаммерах. Раздачу автографов сократили до минимума, и только мелкими группами в закрытом помещении в окружении охраны. Йост плюнул на репутацию и слухи, и велел обыскивать даже журналистов. Вскоре в жёлтой прессе появились статьи, что на токов готовится покушение, если уже не было, но вскоре все сошлись во мнении, что это просто такой пиар-ход, набивают себе цену: «Меры безопасности принимаются как для политиков высшего уровня».
…Саки заметил этого журналюгу сразу. Тот помялся на входе, увидев, что нужно пройти досмотр, и как будто бы направился в туалет. Саки медленно пошёл за ним. Но в туалетной комнате он никого не нашёл. Только открытую форточку, и кусок ткани на шпингалете. Саки осторожно выглянул в окно: куда же ты делся? Наверное скалолаз… Этот инцидент вновь заставил его и Йоста насторожиться.
Представление новой песни превратилось в настоящий триумф. Её требовали на бис два раза!!!! Стадион бился в истерике, требуя ещё и ещё. Билл едва успокоил фанатов. После концерта подошёл молодой талантливый режиссёр из Франции Жан Бюсси. Он предложил Йосту снять клип. На свои деньги. Жадность была второй натурой Йоста, и он согласился.
Авторские права на песню ребята Йосту и компании не продали. Контракт не был продлён на прежних условиях. Теперь авторские права на все новые песни принадлежали ребятам. Продюсерам пришлось смириться. Нет концертов – нет прибыли. Но они потребовали, чтобы половина песен альбома проходила через их редактуру и, соответственно, соавторство. Компромисс. Продюсеры боялись: «Насочиняют, что никто слушать не будет…»
Клип сняли быстро. Жан при минимальных затратах сделал ШЕДЕВР на все времена. По его клипам потом будут учить режиссёрскому искусству.
И произошло удивительное.
Британия, которая всё никак не хотела покоряться Tokio Hotel, полностью и безоговорочно капитулировала. Их новый клип (на немецком языке!!!) стал суперхитом на островах и продержался на первой строке … полтора года… только для того, чтобы уступить своё место другой песне! Более того, он потянул за собой вверх по строчкам чартов и старые клипы. Через месяц первые пять строк «оккупировали» токи. И эта картина наблюдалась три года подряд! Невиданное и неслыханное в истории поп-музыки достижение. Были побиты все прежние рекорды. В 2009 году в течение трёх месяцев песни Tokio Hotel занимали первые 11 строчек национального хит парада Великобритании!
Пресса захлёбывалась в комментариях: от «Мошенничество и подкуп!» до «Тевтонское нашествие!». Истерия вокруг группы превзошла всё, что знала долгая и богатая событиями история рока. Старожилы, которые ещё помнили битломанию, признавали, что ТАКОГО они не видели и тогда.
Аналогичная картина наблюдалась и на континенте.
Успех в Англии пробил лёд в США. Безо всякой рекламы и пиара!
«Wir wollen Tokio Hotel!!!» - орали уже на всех континентах.

***
…Дитер Ральф Дитрих Шпенглер, молодой наци, один из потомков великого немецкого философа, лежал на диване в своей комнате в их доме в Альтштадте, что близ Бонна. Для всех – он у родственников в Тюрингии. Родители наняли частного врача. Распоротый живот заживал медленно. Как он вообще добрался до мотоцикла, не растеряв кишки по дороге? Родителям сказал, что пытался ограбить бюргера у банкомата… Он уже никому никогда не скажет КОГО он хотел убить, и у него так глупо это не получилось. Он ожидал чего угодно, но только не ТАКОЙ НЕПРЕОДОЛИМОЙ холодной ярости худенького щуплого мальчишки, больше похожего на девчонку, этого крашеного швуля, в которого влюблена половина девчонок их городка. А вторая – ненавидит. И из этой второй половины и была его девушка, тоже наци-мэдхен, с русским именем Ольга. Ирония судьбы…
Дитер нажал секретную комбинацию клавиш своего мобильника. Эта комбинация кнопок впилась в мышечную память его пальцев… И вот на него смотрит тот, кто смог не только ускользнуть от его ножа, но и страшно отомстить. Отомстить самой страшной местью, какую только можно было придумать… ещё кнопка, и…
Ich bin nich' ich wenn du nich' bei mir bist -
Bin ich allein
Und das was jetzt noch von mir ubrig ist -
Will ich nich' sein
Draussen hangt der Himmel schief
Und an der Wand dein Abschiedsbrief
Ich bin nich' ich wenn du nicht bei mir bist -
Bin ich allein…
…Перед глазами Дитера вновь и вновь прокручивался ролик: вот он, стянув распоротый живот ремнём, мчится, обняв Ольгу, к госпиталю, но знает, что уже поздно… И всё, что ему теперь остаётся, это пытать себя ИХ песнями, и ни слушать, и не слушать - невозможно… Потому что, они отомстили ему … любовью… Такой любовью, за которую прощаешь ВСЁ и готов на ВСЁ…
Да потому, что если ты человек, то не любить их нельзя!
Если ты хочешь быть человеком, нельзя не преклониться перед этими педиками, а иначе – кранты тебе, и сам не заметишь, да по полной!
И он, потомок великого немецкого философа, он - Дитер Ральф Дитрих Шпенглер – ЗНАЕТ, КТО ОНИ НА САМОМ ДЕЛЕ!
Он знает, на КОГО он и его девушка подняли свои руки…
И от этого – страшно и радостно, радостно и страшно…

III
…Следующий акт этой невидимой для посторонних драмы развернулся в июле во время турне по США. Ребята посетили один из госпиталей Нью-Йорка для тяжелобольных детей. Йост, скрепя сердце согласился, лишь когда ему намекнули, что это хороший пиар. Телегруппы снимали все их перемещения по палатам в прямой эфир, а охрана следила за каждой тенью.
Со стороны казалось, что в гости к детям пришли вовсе не поп-идолы, супер-мега-старз, живые боги, которых охраняют, как президентов, а просто старшие братья. Ребята приготовили кучу подарков. И изо всех сил старались не делать страдальческие лица, глядя на маленьких калек, у которых глаза светились от счастья. Билл был без макияжа. Ребята с упоением играли с маленькими, болтали с теми, кто постарше, и все вдруг забывали о своих болячках, а родные, стоя поодаль, украдкой утирали слёзы, видя, что у их обречённых на медленную смерть детей сияют мордашки. Ребята не могли подолгу задерживаться в каждой палате, т.к. дали себе слово обойти всех, чтобы никому не было обидно.
Визит планировался на час, а продлился три с половиной. Последним было офтальмологическое отделение. Вот здесь это и произошло.
В этих палатах не было ни одного их постера, как в других. Они были не нужны. Почти все дети были или полностью слепые, или маловидящие. Но зато были их игрушки – маленькие Биллы, Томы, Георги и Густавы!!! Ребята обошли всех, с каждым поговорили хотя бы минутку. Раздали подарки. Посмеялись над своими игрушечными двойниками. Давали трогать свои лица, чтобы их узнали.
Только один мальчик, лет десяти, вёл себя как-то странно. Он неотрывно следил невидящим взглядом за ребятами. Билл заметил, что он не радуется, вместе со всеми, не вертит в руках игрушку: «Что с ним?» - одними губами спросил он врача. Тот вынул блокнот и написал: «Полное отслоение сетчатки. Абсолютная слепота на всю жизнь».
Уже собирались уходить, как этот мальчик, вдруг сорвался со своей койки и как пуля подлетел к Биллу и Тому, так, словно был совершенно зрячий. Врачи не успели даже ахнуть. Мальчишка потянул Билла и Тома за руки и они присели. Он обхватил их головы ручонками и тихо что-то зашептал им на ухо. Билл и Том тоже отвечали ему на ухо, тихо-тихо. Вид у обоих был совершенно ошарашенный. Видимо, их ответ удовлетворил малыша, и он счастливый уже наощупь двинулся к своей койке…
…Сели в броневик. Руководство клиники ещё раз поблагодарило ребят и продюсеров за визит, заявив, что добрые эмоции – лучшее лекарство для их пациентов. В машине молчали. Первым не выдержал Густав: «А что этот маленький вам говорил?» - «Густав, это очень личное. Ты видел, что он говорил нам на ухо? Это, чтобы такие кабаны как ты, не слышали» - нагрубил Том, и отвернулся в окно. Густав даже не обиделся. Но его всё равно разбирало любопытство, и он подсел ближе к Биллу, желая всё-таки выпытать. Он вопросительно-жалобно посмотрел на него, но в глазах Билла увидел вдруг ТАКУЮ БОЛЬ, что ему стало стыдно за своё глупое любопытство. Билл пропустил через себя все страдания маленьких калек. Он хорошо держался все эти три часа, непринуждённо шутил, так, словно они вовсе не в палате, а в классе на переменке, но его душа словно губка впитывала все детские муки, густо разлитые в атмосфере это распрекрасного госпиталя, где даже палаты пытались превратить в подобие домашних комнат. Но больница есть БОЛЬница.
Билл просто уткнулся лицом в грудь Густава и зарыдал как маленький. Георг обернулся. Он как маленький не рыдал. Но и у него просто и тихо лились слёзы из глаз… Том вообще не поворачивался от пуленепробиваемого затемненного окна. Ему было стыдно за свои слёзы. Он же мачо…

… Утренний обход в госпитале – обычная процедура. Энди Шмидт, десятилетний мальчик, тот самый, который вчера вечером шептал что-то Биллу и Тому на ухо, проспал завтрак. Няня даже не смогла его разбудить. Только когда подошёл врач, он открыл глаза и сразу сел на своей кровати.
- Ну, что тут у нас, - как обычно спросил врач, сам зная все ответы на свои же вопросы. Но через секунду просто потерял дар речи… На него смотрел ЗРЯЧИЙ мальчик. Энди тихонько приблизился к самому лицу оторопевшего врача и прошептал, как великую тайну: - А я вас вижу…

***
- Ну и что будем делать? – спросил начальник офтальмологического департамента своего босса - главу госпиталя.
- Итак, обратимся к фактам. Вечером Энди Шмидт просит Билла и Тома Каулитц, этих двух мега-старз-швулей, на ухо, чтобы они на правах сыновей Господа Нашего Отца Небесного и, стало быть, родных братьев Господа Нашего Иисуса Христа, попросили своего родителя и своего брата о том, чтобы он вновь даровал зрение Энди. Так? Так. И эти затраханные костлявые швули пообещали ему попросить, предупредив, что отец и старший брат могут их не послушать, т.к. плохо ведут себя и они на них обиделись. Так? Так. Но, тем не менее, попытаются, так и быть. И что мы видим сегодня? Мальчику словно за ночь глаза поменяли! НИКАКИХ признаков почти полного отслоения сетчатки!!! 90% зрение! Это - чудо Господне! – пафосно произнёс глава клиники и рухнул в кресло.
- Что напишем в истории болезни?
- Наврите, как вы его вылечили, и всё. А об остальном помалкивайте. И я буду помалкивать. С мальчиком поговорили?
- Да. Он тоже обещает помалкивать, да ему никто и не поверит.
- Поверят!!!! Мой дорогой, поверят!!! Моя (!) дочь и мой (!) сын на их постеры молятся как на статую Христа в соборе! Вы просто много работаете, и не следите за тем, что за окном творится… - Врач-циник, вдруг задумался, насторожился и задал важный уточняющий вопрос. - А как он их увидел-то и, не споткнувшись, пробежал через всю палату?
- Говорит, что просто их видел в их божественном сиянии, и всё…

…Через неделю в офис продюсерского холдинга пришла официальная благодарность от руководства госпиталя и пары десятков благотворительных организаций за помощь и визит. Отдельно отмечалось, что у многих маленьких безнадёжных пациентов дела пошли на поправку, и уже многих выписали из клиники…

***
…Турне шло своим чередом. Новые страны, новые города, но везде – один успех. США, Канада, Мексика, Аргентина, Бразилия, Чили. Везде невиданные истерия и ажиотаж. Казалось бы, куда уж больше? Но, оказывается, есть – куда. Фан-клубы устраивали грандиозные манифестации. На концертах делали живые панно с помощью платков и зажигалок. И везде подпевали по-немецки!!! Билл пел по-английски и уже по-испански, обычно три-четыре песни, остальное на родном немецком, но это не создавало никаких проблем. Стотысячные стадионы показывали отличное знание текстов их песен.
Билл научился управлять аудиторией. Неким совершенно необъяснимым образом эти многотысячные толпы девочек и мальчиков, юношей и девушек, уже легко управлялись одним лишь взмахом руки. Раньше его подчас не было слышно из-за ора фанаток. Теперь же он сам решал, когда они будут в полной тишине ему ВНИМАТЬ, когда петь вместе с ним, а когда он разрешит им орать во всю глотку.
Критики пролили моря чернил, пытаясь определить их стиль. Это было крайне непросто, т.к. баллада превращалась в металлический «забой», соло Тома оборачивалось стаккато и почти речитативом Билла, блюзовые нотки переплетались с маршевыми риффами. Их музыка стала более сложной, «тяжёлой», сохранив и усилив всё богатство голоса Билла. А песни, которые Билл и Том пели дуэтом, вызывали тайфун восторга.
Аудитория группы значительно расширилась. Уже не только девчонки, но пацаны становились фанатами. Парней стали привлекать мощный, ревущий саунд многих песен и такая всесокрушающая энергетика голоса Билла, что те же Linkin Park на их фоне стали выглядеть бледно, как осенний листик в луже.
Концерты превращались в подобие проповедей, а фанаты становились жадно внимающей Биллу паствой. Церковнослужители это быстро заметили:
- Концерты группы «Tokio Hotel» превратились в еретические священнодействия. Билл Каулитц – это ересиарх, а его песни – это новое Евангелие.
- Священники могут завидовать той силе воздействия на юные умы, которую демонстрируют юные дарования из Германии. Билл Каулитц – это новый Савонарола.
- Tokio Hotel воруют души наших детей, превращают их в подобие зомби. Этому нужно положить конец!
Психологи и психиатры вторили попам: «Истерия вокруг группы Tokio Hotel обладает всеми признаками тяжёлой и практически неизлечимой наркомании. Она отличается необычайной глубиной, захватывая личностное ядро человека, интенсивностью, продолжительностью, подпитывает сама себя и самовозрастает… Фанаты Tokio Hotel подчас перестают вообще слушать другие группы или сильно меняют свои былые музыкальные пристрастия… Один лишь намёк, что та или иная группа нравится кому-либо из парней Tokio Hotel способна до небес взвинтить тиражи их дисков… Фанаты Tokio Hotel получают от прослушивания их музыки эмоции по силе сопоставимые, а подчас превосходящие действие психотропных препаратов… Их песни прочитываются как зашифрованные послания и призывы к действию… Удивительно, но даже люди, совсем не имеющие способности к языкам, могут с легкостью цитировать все их песни на немецком… Поведение публики на концертах можно описать только в терминах «массовый психоз», «истерия», «психозомбирование»… Возможно, Tokio Hotel владеют некоей тайной технологией звукового воздействия на сознание человека, но анализ музыки и шумов пока никаких подозрительных результатов не дал… Конечно, подобный экстаз – совершенно нормальный феномен современной культуры. Но невозможно пока объяснить ни масштабы, ни силу, ни глубину этой истерии – они вызывают искреннее удивление…»
И попы, и психиатры во многом были правы, т.к. песни токов действительно устанавливали новые ценности, а точнее – возрождали старые... Любовь, преданность, преодоление страха смерти ради полноты жизни…

***
Штаты. Вроде бы всё – ок. Но Дэвид Йост был встревожен и озабочен.
Наконец, он решился и сообщил парням:
- Сегодня – в клуб. Надо дать жёлтой прессе повод для сплетен. Дебош №69… - Георг и Густав попробовали возразить насчёт мер безопасности, но Йост только кивнул - мол, всё под контролем. Понятно. Нужно, чтобы Билл и Том лично отвели от себя упорные слухи, в которые половина фанатов верили и без доказательств, а антифанаты были уверены на 355%. Сам Йост никогда не показывал, что что-то знает. И никто не показывал. Секрет Полишинеля свят. Только щёлкни языком кто из обслуги – строгий взгляд Йоста, увольнение и … профилактический массаж почек на прощание от охраны.
Легендарный клуб в Атланте. Их вип-зона отгорожена пуленепробиваемым стеклом (50 тыс. евро за квадратный метр – немецкое чудо – можно в упор стрелять из автомата), личный чилл-аут. Охрана – 10 человек.
И всё пространство их вип-зоны легко просматривается с танцпола – они как в аквариуме, главный экспонат вечера. Дорогой клуб набит до отказа.
Рухнули на диваны. Коктейль. Сигареты. Поглазели на стриптиз. Пора приглашать девчонок. Йост, как всегда, постарался. Внешне – всё выглядело естественнее некуда: ну приглянулась парню девочка, а он ей, ну подошёл пресс-секретарь и чрезвычайно вежливо пригласил присоединиться к ним за столик в вип-зону! Вот так сбываются девчачьи мечты! О-о-о! Как они милы и обаятельны! (Что правда). Ну так, в чём же дело, meine hubsche Kleine? Was uns behindert?... Санни накануне имела беседу с помощником их пресс-секретаря (на Йоста работает четыре PR-агентства), и знала как надо себя вести. А у самой горели щёки: мыслимое ли дело!? Ей, хорошей девочке, вовсе не легкомысленной, хотя и не скромнице, предлагают переспать пусть и с любимыми музыкантами, но всё же как-то не очень романтично всё. И не втихаря – а так, что смаковать будет не то, что 12-миллионная Атланта, а весь мир! Разумеется, компенсация за моральные издержки… Да, конечно… Вы же всё равно скоро уезжаете из города? Да… Уезжаем. И уже фамилию сменили на фамилию отчима. Вот и славно! Будет что вспомнить! Такое большое приключение для простой девчонки! («А вдруг ЧТО получится? И этот перепихон выльется во что-то БОЛЬШЕЕ?»)
«Скандал в Атланте! Билл отобрал девушку у брата! Но что было потом???» - «Билл Каулитц сильно выпил в тот вечер и не смог спокойно наблюдать, как его возлюбленный брат-близнец Том мило общается с прехорошенькой Санни Ричардз. Вкус Тома был по достоинству оценён танц-полом дружными криками. Приревновавший и неуправляемый Билл буквально рассвирепел и просто оттащил Санни от брата, навязав ей своё общество. Все видели, что уже через минуту они удалились в чилл-аут. Том едва сдерживал обиду, но вечер был для него испорчен, что он пытался компенсировать коктейлями. Вскоре однако он решительно двинулся выяснить отношения с братом, несмотря на протесты друзей и окружения… Через несколько минут Санни в шоке покинула клуб. Кто-то из окружения группы любезно привёз её домой. Расспросы подруг и наших информаторов ничего не дали: девушка находится в состоянии глубокого шока. Она только кричит, что любит обоих, бьётся в истерике, которая прерывается страстными молитвами. На вопрос, не обидели ли её братья Каулитц, девушка заявила, что близость с ними будет самым ярким воспоминанием её жизни, и вряд ли она найдёт парня, столь же хорошего в постели, как Билл и Том! «Ни один пацан не дал мне такого наслаждения, как они!!!!!!!!… Они – ангелы… Они просто падшие ангелы…» После чего вновь началась истерика, и девушке вкололи успокоительное… Большего от неё добиться не удалось. Врачи серьёзно опасаются за её психическое здоровье… Билл и Том прокомментировали сдержанно: «Мы сожалеем, что так получилось, мы сильно выпили… Она просто немного впечатлительная девушка, вот и всё…»
Так что же произошло в чилл-ауте между ней и братьями???»

***
…Отрепетированный дебош разыгрывался как по нотам.
Билл и Санни ушли в чилл-аут. Здесь был полумрак. Специально. Билл не стал стягивать футболку. Зачем? Он мягко отвёл руку Санни – «Это не нужно…». А дальше – всё как обычно… Конечно, девушек у него было поменьше, чем у Тома, но что и как – он знал. Билл никогда не считал себя мачо по простейшей причине: он не испытывал при сексе с девушкой и сотой доли того наслаждения, что дарил ему Том, Георг или Густав… Ведь здесь же нет ЛЮБВИ! Туда-сюда, туда-сюда, чмок-чмок, бла-бла-бла… И хотя агрегат работал как часы, но разрядка была предельно бледной: пшик – и ничего… И Билл всегда удивлялся тому, почему ВСЕ девчонки, с которыми ему против его воли приходилось перепихиваться ТАК стонали и кричали… Он объяснял это лишь тем, что он просто знаменитость, и одна мысль девушки, что она имеет секс с самим Биллом Каулитцем возбуждала её в тысячу раз сильнее, чем его механические ласки… Санни не была исключением. Это правило не знало исключений. Ни у кого из них. Билл всегда вёл себя с девушкой как джентльмен, всегда был предельно вежлив и сдержан, но никогда не холоден. Ему было всегда искренне радостно, что девчонка, с которой ему пришлось провести час-полтора, счастлива, что ей хорошо… Ведь это же здорово! Что тут плохого? Разве она виновата в том, что он не получает почти никакого физического удовольствия с ней? Поэтому и не фиг ей показывать. И девушки покидали Билла в полной уверенности, что и ему с ними было приятно…
Все девчонки потом по секрету всему свету рассказывали КАК они хороши в постели!!! Тому приходилось труднее всех: ведь роль мачо, так приклеившаяся к нему ещё со школы, в силу целого букета причин, обязывала отрабатывать «план по тёлкам» (Д. Йост) за двоих. Но он справлялся.
…Но сегодня перформанс пошёл не совсем так, как было задумано. А всё из-за этой проклятой футболки. Санни в порыве страсти её просто порвала. Они лежали рядом, мокрые от пота… Билл думал только о том, как бы встать так, чтобы Санни не заметила его шрамы. Но она заметила…
Санни Ричардс испытала шок как на американских горках: от состояния абсолютного, хотя и мимолётного, счастья – вот так быть рядом с ТАКИМ парнем, про которого ясный пень только треплют, что он швуль, ибо ни один из её многочисленных и весьма опытных любовников и близко не смог сравниться с этим мальчишкой, который вот так запросто, не делая ничего экстравагантного, подарил ей ТАКОЕ наслаждение, когда мир меркнет и сжимается до тёмно-красного пространства этого чилл-аута – и от ТАКОГО счастья – до краёв и через край – Санни рухнула в ТАКОЕ горе, когда мир меркнет совсем и погружается во тьму. Её глухие страхи – «Не зря же такие меры безопасности, хотя… может и правда пиар?...» - нашли самое прямое и зримое подтверждение. Девчонка с ужасом смотрела на ровные длинные шрамы на груди и животе Билла, и её сердце сжималось от осознания: «Нет… это не пиар… его и правда пытались… ЕГО пытались УБИТЬ!!!...» Вот этого щуплого худенького крашеного мальчишку, совсем ещё пацана, в чём душа держится? кто-то, какой-то ублюдок, пытался просто разрезать на куски армейским ножом!!! И за что? Только за то, что он с подкупающей абсолютной искренностью поёт песни про любовь, дружбу и смерть? Только за это?
Девушка была на грани обморока… Билл подхватил её, крепко поцеловал и зашептал: «Sunny, furchte nicht...Dann wird alles gut... Niemandem erzahle! Gut?» Она только кивнула. Слёзы ручьями лились из глаз. Не девичьи слёзы. Санни просто вцепилась в Билла и, рыдая, шептала, открыв для себя, но не для него и не для них, страшную истину: «Они всё равно же до вас доберутся… Их миллионы… этих ублюдков … миллионы»…
Том вошёл как и было условлено, через полчаса. И секунды хватило, чтобы понять, что к чему. Санни вскочила как фурия и, рыдая, бросилась к Тому, пытаясь сорвать с него безразмерную футболку. «Man muss nicht.., Sunny…» - Том сумел схватить её за руки. – «Man muss nicht es machen… Es't unschon… Es't unangenehm…» Он хотел успокоить девушку, но это Санни хотела хоть как-то успокоить их, дать им то, что могла. Самую себя.
Билл сидел и с немым восхищением смотрел на их страсть. Том не снял футболки. И почти не смотрел на Билла. Но он знал: брат здесь. И это был самый прекрасный секс с девушкой в его жизни. Точнее, это был самый прекрасный бесконтактный секс с братом. Санни ОТДАЛАСЬ Тому, как и положено женщине природой – самозабвенно, жертвенно. И Том одарил её, как и только что Билл, ТАКИМ неземным наслаждением, которое, к превеликому сожалению, не всякая женщина может испытать и за всю жизнь…

***
С ТОГО дня Том каждую ночь видел во сне ТУ девушку. ТУ, которую он, едва-едва полюбив, убил. Да, она изуродовала его. Она его обманула. Вошла в доверие. Искусно провела вокруг пальца всех: и Йоста, и Саки, и его. Да, она – психованная антифанатка-наци, решившая спасти мир, как она считала. Но – любовь зла. Любовь - дитя свободы. И любви невозможно приказывать. Конечно, теперь от той мимолётной любви осталось лишь воспоминание. Но Тому было искренне жаль эту девчонку со свихнувшимся разумом, самой себе внушившей или поддавшейся внушению, наверное того урода, что чуть было не убил Билла, что она - спасительница мира… «Убей Tokio Hotel – спасёшь мир!» Эти крики, эти истошные вопли, эту звериную ненависть они с парнями встречали уже не раз, и не два, и не три.. И всегда старались быть выше этого. Отвечать? Зачем? Слишком много чести для козлов. Бояться? Чего? Смерти от них? Тем более! Смерти они не боялись. Они не кричали об этом, и говорили об этом друг другу всего-то пару раз, а в интервью лишь иногда проговаривались. Просто отсутствие всякого страха перед смертью давно уже стало их нормальным состоянием. Именно преодоление – и очень давно – этого страха и позволяло им жить КАЖДОЙ СЕКУНДОЙ, и проживать КАЖДЫЙ день как ПОСЛЕДНИЙ. Билл сказал однажды: «Каковы наши планы? Я не знаю что завтра будет, не то что через несколько месяцев…»
Поэтому Том испытывал лишь чувство жалости к ТОЙ девчонке. И как он сумел вырваться? И полоснуть её разбитой бутылкой? Шансы на спасение были предельно малы. Просто ничтожны. Он ТОЧНО знал, что убил её, хотя она и смогла исчезнуть из отеля. Только кровавый след тянулся к техническому выходу…
Вечер шёл своим чередом. Кричащая музыка. Только не их. Это Йост постарался. Тем более, что ИХ музыка совсем не для клуба. Тем более хорошо. Билл рядом. Молча пьёт коктейль. Они уверены – Санни не расскажет ничего. Она только будет кричать о том, насколько они хороши в постели… Но этот инцидент ещё раз заставил вспомнить ТУ девчонку.
«Господи! Если ты есть, чёрт тебя дери! Пусть эта стерва получит ещё один шанс! Тебе, конечно, решать, Господи, но может было бы к лучшему для неё, чтобы она воскресла?» - эти мысли Том сказал и без тени веры. Просто ему был нужен хоть какой-нибудь внутренний собеседник, а при таком крике клубного гама изливать душу даже сидящему рядом Биллу было совсем не с руки. Да и не стал бы он ни за какие коврижки мучить душу брата ещё и своими муками…

***
Йост был в целом доволен. Дебош №69 в общем удался.
Билл и Том перепихнулись с ещё по одной девчонке. Георг и Густав тоже. Всякий раз, как очередная очаровательная особа поднималась в их вип-зону, танцпол улюлюкал. Завтра и ещё месяц вся жёлтая пресса мира будет смаковать… В бронированный хаммер садились в закрытом боксе под утро. Том уже протрезвел. Напиться в хлам он позволял себе только и исключительно без посторонних. То есть вчетвером. Точнее втроём. Густав совсем не пьёт. Он потом их приводил в божеский вид. Даже Йоста на эти попойки не приглашали. И выглядели эти пьянки совсем не романтично. Никаких разговоров там задушевных: «Понимаешь, брателло…». Всё молча и быстро. Некогда слюни пускать. Они и так всё друг о друге знают. А серьёзно говорить надо на трезвую голову. А так – лучше вообще молчать. Поводом к этим попойкам были похороны. Когда продюсеры в очередной раз сильно покромсали их песню. Билл только мог вздохнуть: «Хорошо хоть настроение осталось… и три строчки…» Сейчас, после ТОГО дня, таких поводов уже не было: стыдно и страшно – но не будь тогда этой парочки наци-кидс, не видать им творческой свободы как своих ушей ещё очень-очень долго. Зато появились другие поводы…
Том смотрел в окно. Они живут в золотой клетке. Им почти невозможно даже просто пройтись по улице. Даже в туалет они ходят с охраной. Их практически никогда не оставляют одних. Только на ночь, обшарив номер или автобус… Конечно! Каждый их пальчик и две тоненькие кожистые плёночки Билла приносят миллиарды!!! Вот Густаву разрешают поводить тур-автобус только на стоянке или ночью на прямой трассе… Поэтому Тому всегда было интересно смотреть в окно. Так смотрят арестанты этапа на железнодорожный перрон – вот он, совсем рядом, но недостижим!
Хаммеры медленно выехали из недр клуба на стрит. И тут мозг Тома просто отключился: никаких мыслей – все силы разума – только на видеозапись. Не так далеко от клуба около огромной светящейся тумбы из плесикгласа с их постером в окровавленном белом плаще стояла Ольга и трогала его, Тома, фотолицо…
Билл заметил девчонку и закричал:
- Стоп! Стоп! Стоять!!! Смотрите - девушка в крови!
- Нет! – Саки непреклонен. - Позвоним в полицию, её быстро подберут…
Георг обернулся и кивнул:
-Уже подбирают, - рядом с Ольгой остановилась патрульная машина и она покорно села на заднее сиденье… Билл напряжённо всматривался в лицо брата, догадываясь и отказываясь верить…

VI
Твинтуиция существует.
Том не мог проснуться, хотя это был и не сон: он видел и чувствовал всё так, словно был на месте брата. Они – действительно один человек, у них одна душа на двоих. Густав проснулся от стонов Тома, быстро понял, что с Биллом что-то не то, но Тьма преградила дорогу – он не смог войти к нему в комнату – хотя – вот – рукой дотянуться… Ему оставалось только стирать пот с лица Тома, сжимать его в своих объятьях, чтобы он в лихорадке не поранился…
Кто они НА САМОМ ДЕЛЕ умница Густав понял давно. Очень давно.
Но никогда не показывал вида. Зачем? Разве это знание сделает их счастливыми? А он любит Тома и меньше всего на свете желает, чтобы он мучился. Ему то и Георгу - легче – они «всего лишь» Падшие Ангелы, а они – Дети Господа… В них слишком много человеческого, хотя кажется – совсем наоборот… Когда Густава избили старшеклассники после успеха «Муссона», он сильно удивился: вообще-то должны были убить – но он отделался только синяками и ссадинами… Потом он не так сильно волнуется перед концертами: должен же кто-то за ними присматривать? Он, правда, редко слышит Глас Господа, зато в самые ответственные моменты. Как в ТОТ день, например. Он как пуля примчался в номер к Тому тогда… А Георг быстро нашёл Билла в лабиринте коридоров…
…Георг смог проснуться и ворвался в комнату Билла. Застыл на месте. Билл сидел голый, обхватив колени руками. Поднял глаза на Георга. Klar. Всё ясно. Что тут говорить?... Георг целовал измученного Билла нежно, как никогда… Спи… Всё будет хорошо…
…Том проснулся сразу как ушёл Сэй. Но он не мог встать. Просто лежал и, прикрыв веки, сквозь ресницы смотрел на Густава… Что сказать? Густи только поправил сбившуюся подушку, вытер пот с лица Тома… А потом поцеловал… Скоро… Уже совсем скоро…

***
Наутро все старались вести себя как обычно. После каждого концерта они просто разбиты, но сегодня старались собраться… Случившееся не обсуждали. Это – не актуально.
Обычные заботы. Отель – самолёт – проверка звука – концерт – интервью – фотосессии – дебош в клубе – отель – самолёт… Изредка просмотреть прессу или ТВ: Истерия и анти-истерия… взахлёб…
Йост не мог про себя нарадоваться: каждый концерт в Штатах – мега-драйв! Даже дома он не видел ТАКОГО. Что эти салаги делают с людьми!!! Господи! До какой степени может дойти истерия! Невероятно!!! Безумие. Сумасшествие. Поклонение.
Но не просто тупой ор, нет! Стадионы подпевают!!! Слово в слово. Ловят каждую букву, пропетую Биллом. Каждый аккорд Тома и Георга. Каждый удар Густава…
Просто пацаны знали: каждый концерт теперь точно мог стать ПОСЛЕДНИМ. Нечего себя жалеть… Каждый аккорд может стать последним, каждый удар, каждый вздох в микрофон. Так пусть они будут лучшими!
Через две недели Йост принёс плохую весть – долгожданные выходные – 2 дня – отменяются.
- Не хотел огорчать, потому не известил раньше. Мы организовали акцию примирения с немецкими фанами. Я договорился с мэрией Берлина – дадите бесплатный концерт на Александр-платц – пять песен. Информация будет выложена на сайте группы за час до начала. Самолётом туда и назад… Всё строго секретно. Знает только мэр… Всё под контролем…
Конечно под контролем. Ни один снайпер не сможет за час найти позицию на безопасном расстоянии. Тем более в центре Берлина, где камеры слежения на каждом углу…

***
Их привозят к самолёту сразу в автобусе прямо на лётное поле окольными путями. Анти и фаны могут снести всё – ради того, чтоб только приблизиться… Самолёт. 12 часов лёта. Но сейчас они совершенно спокойны: ОТЕЦ и СЭЙ уготовили им красивую смерть, а не такую банальную – авиакатастрофа…
…Они ЗНАЛИ, что это их точно ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ.
Конечно, ни ОТЕЦ, ни СЭЙ ничего им не сказали, и не намекнули – зачем? Это трудно – знать такое. Пусть это будет внезапно и быстро.
Но сейчас они мучаются из-за Густава. Это он нечаянно подслушал разговор IT-менеджера с Доком о том, что найден червь, и что кто-то недавно что-то выкачал с его компа. Ясно – что. Их электронные медицинские досье. Видимо, Волк не хочет убивать их слишком рано, и желает удостовериться, первый и последний раз в своей жизни перепроверяя слова Господа, что их состояние здоровья – швах. Если не сегодня от пули Волка, то завтра или через неделю – банальная остановка сердца. И всё. А тут – такой случай!
Георг прочитал мысли Густава. Билл по глазам обоих понял что к чему. А Том – твинтуиция существует! – прочитал мысли брата. И тут же стал весело прикалываться. «Пусть не мучается тем, что я знаю, что он знает…»

***
Они волновались гораздо сильнее обычного. Ещё чуть-чуть – и сердце разорвётся прямо здесь – в гримёрке. А всё потому, что никто не мог сказать точно, сколько будет людей. Им почему всегда надо было знать – сколько – хотя бы то тысячи… Неизвестно почему… Дэвид только пожал плечами: откуда я узнаю? Сколько придёт – столько придёт… Билл почти кричал: Сколько? Сколько будет людей? Сколько их будет? Я не могу так… Мне надо знать… - и как выдох. – Господи! – и отчётливо прямо в уши – «Сто пятьдесят тысяч семьсот четыреста сорок два к концу последней песни…» Билл на автомате повторил:
- Сто пятьдесят тысяч…. придёт сто пятьдесят тысяч человек…– Все застыв посмотрели на него – ясно, КТО ему об этом только что сказал. – Но ведь может быть давка… столпотворение… - и уже совершенно осмысленно и ТРЕБОВАТЕЛЬНО: «Господи! Лишь бы ничего не случилось… Ведь никто же толком не подготовился… Лишь бы ничего не случилось!» - «Всё будет хорошо! Dann wird alles gut!»
…Всего лишь за час площадь наполнилась людским морем. Но давки и столпотворения не было… Люди шли отовсюду – от станций метро, с вокзала, спешили пешком по улицам – получая миллионы эсэмэсок – фанаты – фанатам – и мобильные сети – о! чудо! – справились – бросали все дела и спешили на площадь – и стихийно, но правильно, круг Александрплатц быстро заполнялся людским потоком – и девчонки, и парни, и взрослые… Полиция едва успевала разруливать толпу… Но давки не было…
…Выход. Последний раз посмотрели друг на друга в гримёрке. Теперь уж точно, как на плаху… Пора.
…И они зажгли!!!
Всего пять песен – но зато как! Всю энергию своей веры в любовь и в добро – не смотря на всё скотство этого мира – слишком много даже для 150742 человек – и люди были потрясены от макушки до кожи пяток, подняты до небес и вновь брошены оземь - и так пять раз… И никто не стеснялся переполняющих душу и сердце слёз радости, восторга и предчувствия беды…
…последняя песня. Надо ли догадываться: Der Letzte Tag!
Рокот баса Георга неспешной тевтонской поступью и - вскоре ощущение невиданной скрытой, но неодолимой мощи в голосе Билла… почти шёпот и вновь – твёрдо… мотор ударных Густава… последние строчки…
Пулям с такого расстояния лететь три с половиной секунды…
…Ist das der letzte Segen
- Одна…
Sag's nicht
- Две…
Noch nicht
- Три…
Das ist der letzte… Ta-a-a-a-g!!!

…Билл упал не сразу. Он стоял высоко вскинув руку и только чуть покачнулся. Георг тоже – он поставил одну ногу на софит и стоял чуть наклонившись вперёд. Том тоже как брат вскинул руки вверху, зажав любимый медиатор, и был счастлив… Густав чувствовал, что вот-вот, поэтому сам наклонился вперёд, чтобы не упасть вниз навзничь…
Людское море всколыхнулось прибоем горя, крик застрял в горле, ужас произошедшего – не хочется верить… Охрана – ровно через секунду вокруг их тел плотным кольцом бронежилетов… Оператор на автомате снимает и – всё – на большие экраны. Билл в сознании:
- Всё нормально. Ganz-ganz.. . Томми!... Томми!
Том тоже в сознании, но может только шептать:
- Я здесь, я рядом…
Билл смотрит в камеру и через неё и на всех:
- Всё будет хорошо… Всё будет хорошо… Dann wird alles gut…
Шварц. Тьма. Обрывки образов - Врачи. Реанимобиль. Операционная… Смерть.

***
***
***
***
***
***
***
***
***
…Их туравтобус стоит посреди бескрайней чёрной пустыни – потрескавшаяся от безводья земля – бесконечное чёрное небо до горизонта – тучами - с подсветом вечного заката… Билл смотрит в окно, положив голову на вытянутую руку – ладонь в руке Тома… Георг тихонько ерошит ему волосы. Густав обнял и укрыл Тома своей «аляской» - зябко…

***
Отель «TOKIO» в столице империи Восходящего солнца – самое безопасное место на Земле. Здесь живёт Сэй.
На ресепш никогда не висит ключ от номера 483. Чего, разумеется, никто не видит. На двери всегда табличка – «Don't disturb». Никто и никогда не дёргает за ручку, и горничная не порывается навести там порядок.
Владелец этого отеля вовсе не японец. Дитер Ральф Дитрих Шпенглер, безукоризненно стильный молодой бизнесмен – один из сверхбогачей мира – успешный наследник своего дяди. И мало кто знает о его истинном состоянии. Какое! Если у вас ТАКОЙ постоялец!
…Только немногие могут войти в этот номер. Посмотреть на вечно спящих в обнимку пацанов и тихо выйти, чтобы не разбудить… Глотать слёзы и быть счастливыми – одновременно…

***
… - Мы сделали всё возможное… - старый мудрый врач-кардиолог доктор Краус сурово смотрел в камеры. – А ребята – всё невозможное. Но… чудес видимо… не бывает.
На самом деле он и все четыре бригады, которые три часа сшивали разорванные сердца, не говоря ни слова, дали обет вечного молчания. Все видеозаписи Краус удалил лично с IT-инженером так, чтобы никто и никогда не увидел происходившее в операционной. Потом перед полицией оправдывались техническими сбоями. Ведь даже и не медик поймёт глядя на ЭТО - чудеса бывают…
На глазах изумлённых врачей четыре изорванных крупнокалиберными пулями сердца, то оживая, то замирая, всё равно перекачивали кровь из вен в артерии… Попирая все законы медицины… Три часа подряд…
Краус-младший вышел в ординаторскую – час работы – даже его нервы не выдерживали – надо закурить. Плевать, что verboten… рядом курил Дэвид.
- ОНИ держатся?
- ОНИ … словно размышляют… - врач странно посмотрел на Дэвида – хорошо когда есть такое взаимопонимание.
- ОНИ не вернутся, - Дэвид затушил окурок. – Хотя больше всего на свете ИМ хочется … жить дальше… и ЗАЖИГАТЬ… души людей… пламенем любви…
Дэвид поднялся. Уходит. Краус-младший – в догонку:
- И вы давно узнали?
Дэвид – не оборачиваясь:
- Очень давно… Почти сразу… Может быть мне это и зачтётся… Может быть… Я надеюсь…

***
СЭЙ появился на горизонте. Стена дождя – за ним. Секунда – и он уже входит в автобус. Ребята даже не пошевелились. Билл всё также смотрел в окно. Ливень залил пустыню по самые оси колёс их автодома, где они прожили столько дней… Пустыня стала похожей на океан… СЭЙ сам приготовил себе кофе.
- Три часа уже прошло… - СЭЙ отхлебнул свой любимый «MH». – Решайтесь, парни…
- СЭЙ, - Том спокойно смотрел на него из недр «аляски» Густава, прятав свои драгоценные руки рукав в рукав. – Мы не хотим войны. Хватит и того, что было. Конечно, на нас, как на собаках, всё заживёт, можно и дальше зажигать! Но мы не хотим конкурировать с Иисусом…
- Кстати, вам от него привет, - СЭЙ не был удивлён. Но раздосадован. Хотя и это – неточное слово. Богоподобный Дух совершенен – а досада – слишком человеческое чувство… Он их мучил уже три часа ТАМ и третий день – ЗДЕСЬ. То окуная в мир бесконечной боли операционной, то в покой их автобуса. Но как ты заставишь Детей Господа?! И его Падших Ангелов. Тем более презревших смерть!!! Оставалось одно: искушать… но не получается…
…- Том…, Билл…, - голос СЭЯ дрогнул – любовь рвёт его. – Я не дам вам сделать то, чего вы просите. Даже самые последние скоты молят – «Не надо!». Вы будете повелевать Адом и Раем свой музыкой на грани Света и Тьмы на сияющем троне среди миллиардов душ… Тысяча разумных миров – ваши… Только не НЕБЫТИЕ… - СЭЙ встал на колени перед Томом и схватил его за руки – холодные тонкие пальцы… - Хорошо. Я дам вам то, что вы хотите. В качестве исключения. Лишь бы не НЕБЫТИЕ… Но они же вас никогда до конца не поймут и не простят!!! Вы для них – мягкое порно!!! Для половины – точно! А остальные? Разрезать на куски как в фотошопе!!! И вам же всё придётся начинать сначала! Вы сами же будете бороться с собой!!! Вам придётся превзойти или хотя бы сравняться со своей нынешней славой!!!
Билл повернул голову и со сталью во взгляде посмотрел на СЭЯ:
- Было время, когда мы играли для четырёх человек… Если надо – будем играть снова – для четырёх…
- Но это не на ещё один раз, Билл… - СЭЙ против своей бесконечной воли плакал. – Это на 1000 лет… Снова и снова… Это почти ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ…

***
…- Это ваши мальчики? – голос соседки по самолёту разбудил Ингу.
- Да.
- Приёмные? – деликатно.
- Родные. Они близнецы. Присмотритесь… Dejad de pelearse!

***
Дитер Ральф Дитрих Шпенглер – в холодной ярости.
- Вы словно не братья… Иногда… То вы… почти у всех на виду! То готовы убить друг друга! Вы только что друг друга чуть не убили!!! – он порывисто прижимает к себе головы сыновей – только что накладывали швы… Его сорочка быстро пропитывается их слезами, в которых всё – и обида, и раскаяние, и осознание, что и правда, ещё чуть-чуть и…
…Ночью Дитер застал сына в их огромном холле. Вольфганг сидел прямо на полу, обнимая гитару…
- Папа… мне иногда кажется, что я – это не я… а кто-то другой… И что Сэй и правда мне – не брат… а… - не может говорить - ком в горле.
Что сказать? Это просто дурной сон, Волчонок… Иди спать…

***
…- Ты нам хуже отчима! – Джон в ярости сжимал свои кулачки, а спокойный Андреас держал его за плечи. – Тебя никогда нет рядом! Ты приезжаешь как вор и уезжаешь как вор! Только откупаешься подарками!
Дэвид Йост даже не оправдывался. Маленький, длинный, худой – в Джоне боролись две сильные крови – тевтонская и испанская – от рождения он был как мать черноволосым в смоль, и гибким как лоза – в своего отца, точнее, в того, о ком они с Андреасом думали как об отце – трудно знать, что ты – бастард, хотя и такого богатого и знаменитого человека, и похвастаться – некому. В такие моменты Дэвид вздрагивал: слишком знакомые нотки ясно читались в голосе. Ещё он вздрагивал, когда Андреас яростно начинал стучать на своей установке: профессиональное ухо отчётливо улавливало знакомые рефрены, но разум быстро подсказывал спасительную гипотезу: «Просто мальчик учится – перенимает – великолепно копирует».
- Ты опять не в себе, - Андреас, совсем не похож на Джона, но если помыть и постричь – не различишь. А характером – так словно и не братья…
- Чего ты снова на отца наехал? Ему же тоже несладко – на два дома жить… - Андреас обнял Джона своими худыми, но очень сильными руками, развернул брата к себе – вот - заплаканная, но такая волевая мордашка:
- Он нам не отец, Энди! ОН НАМ НЕ ОТЕЦ!!! Хуже отчима… Его почти не видим, а тут ещё и маму… теперь редко будем… зачем они хотят отправить нас в эту чёртову школу? Там будет тоже самое… готовь кулаки Энди… крепи рёбра…

***
- Надеюсь в этой школе вы наконец-то приживётесь, - Шпенглер-младший осматривал сыновей перед отъездом: всё ли в порядке. Вольфганг и Сэй стояли молча и насупившись – это уже их пятая школа. Отец говорил эту фразу уже в четвёртый раз, и сам понимал, что вряд ли: среди золотой молодёжи его сыновья всегда были инопланетянами. И дело вовсе не в бунтарском прикиде – дело в сердцах: у ТАКОГО нувориша-крокодила и вдруг ТАКИЕ сыновья – не от мира сего…
- Ладно, пап. Постараемся не разорить тебя на исках родителей тех уродов, что там неизбежно окажутся, - Вольфганг, как всегда, знает, что сказать в «утешение». Сэй только кивнул. Младшие – Алекс и Гордон – обычные, славные, простые – обняли старших на прощанье, всегда с ними ладили: вот твои наследники, папа, а мы…

***
Ночь. Частный швейцарский пансион. В отдельном коттеджике братьев Артале – Джона и Андреаса – тишину тихо крадут только потусторонние шорохи – непонятно откуда в таких старых домах. Кровать Андреаса как всегда не разобрана – зачем? Они вместе под одним одеялом. Переводят дух. Андреас тяжело дышит Джону прямо в ухо. Озорно кусает за мочку. Но что-то не то: вот так всегда – его братишка пикирует из полнейшего счастья вдруг в бесконечную вселенскую грусть…
- Ты мне не брат, Энди…
Шок? Уже нет. Это уже – рефреном…
- Ты мне просто любовник. Мама говорила, что у нас одна душа на двоих... Она ошибается… У нас – полторы души на двоих…
Андреас давно привык к бреду своего братишки и никогда не спорит, только нежно целует веки и губы.
- У меня только половинка моей души, Энди… – глаза горят как у ненормального, ну просто сумасшедший… - Вторая половинка – где-то прячется…
Другой на месте Андреаса двинул бы кулаком под дых за такие слова, а он лишь улыбается грустной улыбкой клоуна и снова целует, чтобы прервать этот бред…

***
«Когда мир последний раз сходил с ума? Из-за никому доселе неизвестной группы мальчиков, которые лихо играют на гитарах и ударных и берут за душу своими песнями о любви, мигом взлетая с нулевой отметки на вершину в мировых хит-парадах… Дэвид Йост обладает невероятным талантом находить гениальных мальчишек. Мученическая слава «TOKIO HOTEL» не меркнет вот уже пятнадцать лет, а рядом с ней у нас на глазах растёт новый вулкан нового поколения – «DEMONIA»…
Все сравнения неуместны – ни в стиле, ни в музыке, ни в текстах – разве что и новые идолы молодёжи тоже близнецы – да ещё сразу две пары! И столь же непохожие друг на друга, как Билл и Том… И такие же изгои – не от мира сего – против всей Вселенной - но только из недр золотой молодёжи… В тринадцать лет бросить элитную школу, играть в клубах за 100 евро, гордо отказываться от помощи родителей, и всё - ради сомнительной карьеры рок-музыкантов… Где это видано, чтобы дети немецкого банкира и испанского судовладельца – и вдруг рокеры? И ещё более невероятно, что они КАЖДЫЙ ДЕНЬ собирают стадионы!… Мистическое великолепие «DEMONIA» и те же неубиваемые слухи о твинцесте… вот и всё сходство…»

***
…- Том, ты скотина… - Билл дышит тяжело, обнимая брата, пусть и в другом теле… - Я тебя ждал тринадцать лет, а ты ломаешься как девчонка…
- Да мы только два года как себя вспомнили! Поэтому могу поломаться ещё!!!
- Георг, давай отбуцкаем, нашего недотрогу?... – назревает подушечная битва…
- Это я вас сейчас отбуцкаю… - Густав-Андреас – из душа – без иронии.
- А-а-а-а! Густи, спаси меня!... Спаси меня, Густи!...

КОНЕЦ.